Знаешь... как то пусто,

больно,

слишком грустно.

Бесполезная любовь.

Можно, я убью тебя? Прости -

внатяжку нервы.



Кусаю губы. Кусаю губы, стараясь забыть о неизлечимых.привычках. Вокруг слишком много людей - они слишком близко и повсюду, нависают в общественном транспорте, обгоняют на пешеходных переходах, толкают в магазине, на пустынных площадях загораживают тебя от меня. Прекрати. Прекрати мне сниться. Прекрати во сне гладить мне ноги и говорить, что ты не знаешь, что делать. Прекрати убегать куда-то, улетать, плыть, и махать рукой из последнего вагона. Прекрати. смотреть на меня во снах, не смей, не пытайся даже. Я схожу с ума, ясхожусума, видишь? Прекрати следовать за мной, прекрати звонить в пятый день сотворения мира и спрашивать. я приду. я приползу даже. тебя увидеть. еще сто двадцать минут на тебя смотреть, твой запах и свежие мысли чувствовать. сто двадцать минут

перестань, ну я прошу тебя. перестань, верни мне мои диски, отключи телефон, на письма не отвечай, пожалуйста. не соглашайся. ни с чем, что я говорю, пусть я быстрее успокоюсь. в соседней комнате на диване звонит твой телефон, не бери трубку, это я. снова, как в старых черно-белых фильмах трагично заламываю руки в попытке достучаться до горячего каменного сердца Земли. Если нет Бога или он вышел, или просто забил на тебя, меня, ее и всех, кого она любит, то хоть что-то должно здесь остаться? Что-то, что сильнее, выше, с преувеличенным чувством собственного долга. Кого-то же я должна просить. кого, если не эту выдуманную человечеством пустоту? взгляни в окно - твой город глотает пламя. это я вспомнила, где лежат бумага и спички. я сожгу тебя, себя и все, что нас окружает. пусть исчезает все, и та идиотская фотография, на которой мы с тобой шагаем в разные стороны.

Судорожно и рывками я глотаю по утрам мысли о тебе, пока те не успели реализоваться. Забиваю себя другими, о других, не испытываю мучений нервной, в стороне курящей совести, потому что так легче. так чертово легче. только по вечерам и в переменах между дорогами, я тону. глупо махаю руками, пуховик мешает, мне бы в пальто, на каблуки, с зонтом и шарфом, все в зеленом, а тут какой-то дурацкий синий, какой то мех, глупые крманы, мне ужасно неудобно. мне хочется скинуть груз и бежать. как в детстве - пока не иссякнут силы. но этого не будет, потому что птицы еще не кормлены, и сумка тяжелая, я встряхну головой и пойду, как будто и не попадала никуда, шагая ровно по лужам, буду думать о том, что со временем камни принимают идеальные формы.

Пустота спит в серебряной клетке. Ну-ка, детка, из коже своей вытки лоскут надежды. Я в пути, обогрей мои ноги. Полдороги - нам в бесконечность.





Переходишь на новые поля, придумываешь себе и мне пустые оправдания. Обоже, милая, зачем? - Все, что между нами уже давно исписано и забыто на старых кассетах, перечитано и отправлено в ящик стола, все то, что много меньше, чем преданность и чище, чем любовь.

Да, такие странные игры. Нити, протянутые между тобой и ним, между тобой и мной, между десятками других людей - правда уже не то, не те, не так, как у нас. "У нас" - так знакомо звучит. Обоже, милая, за что? - Все сожженные фотографии, вода и песок в карманах, взгляды не в меня, какие-то письма, что отправляешь ты, забыв мой адрес, в пустоту. Я здесь.

Я просто сменила номер. Лежу на полу, раскидав по комнате кленовые листья - они хрустят и рассыпаются в прах, как мысли, что ты, сидя за столом, разбрасываешь мимо и напротив - не к кому, как в старой сказке про хрустальные туфельки.

Перевернутое восприятие. Мы словно ушли в зеркала, сменили лица, поменяли стороны света, приостановив на время стрелки. Правда?

Нет. Все пошло. О любви и наркотиках. Как-будто и не мы вовсе вечерами под шумы несуществующих дождей диктовали друг другу свои сны. Да, все значительно легче.

Рассказать тебе меня вслух сначала? Обоже, милая, забудь.- Все на своих местах. Пыльные переплеты и слова по водопроводным трубам. Чистые листы на столе. Эмалированные кастрюли. Моря серого льда в чужих глазах.

Все на своих местах, не забудь, я оставила твои мысли, остановила твои песни, наши рельсы сошлись в одно, мы лежим на дне, и только по каплям крови на руках можно догадаться, что над нами ходят не те люди, набирая не наши с тобой номера.

Я хотела бы забрать твою боль по кусочкам.

Ту, что засела осколками в сердце - вырезать, ту , что ядом по венам растеклась - сцедить в мерные стаканы и спрятать, как ядерные останки, ту, что в голове затаилась - достать вместе с мыслями, оставив лишь пожелтевшие листья и воспоминания о жарком лете.

Это все осень. Она теперь не такая, как прежде, она теперь злая, как мы, и жестока за наши неисполненные надежды. Мы смотримся в лужи - и видим там только птиц, улетающих на юг, да и лужи давно уже - битые стекла, они рассыпались в пыль и вонзаются в ноги, мешая нам вернуться домой. Мы словно пропали безвести.

Глупые куклы-марионетки, как те, что зависли между тенями на стенах и потолком и занимаются любовью с плюшевыми зайцами и нашими давно забытыми детскими игрушками, мы так же зависаем между жизнью и асфальтом... Мы слишком выросли. Слишком погрустнели. Слишком не думаем о завтрашнем дне. стали зависимы.

Черт. Была бы я выше, взяла бы бога за шкирку и заставила расплатиться за все то, что он тебе сделал. сказала бы "Куда ты смотришь?". Но он бы засмеялся и закрылся руками, ему давно все равно, он устал нас любить и теперь просто играет спичками.

Поторопись, осталось ждать всего лишь несколько секунд. Остановить и успокоить время недосуг. Быть может, я хотел сказать, что я по-прежнему влюблен в твои глаза. Мне это мнится словно страшный сон...



Сиди, не дергайся. Я сделаю это не больно. В твои вены, ползущие от запястий к плечам, засыпающие где-то на затылке, я вколю критическую дозу мескалина.Ты не станешь ближе ко мне. Я к тебе ближе стану просто. На твои руки, что сачком ловят запахи истины, красочно-нежными, лягут мои взгляды. Растечемся по полу чистыми, мягко-сонными словами, улыбками по потолку, по шее, тенями на подоконнике. В одной квартире. В одной постели. Почти приятно.

Лежи и не двигайся. Я сделаю это медленно. Не глядя тебе в глаза, я пересчитаю все твои ниточки, узелками завяжу, липкой лентой заклею, простынями обмотаю, ты так прозрачен. Не потерять бы, не заблудиться в переходах мыслей твоих, не найти бы нужное, тобой спрятанное. Твои уже ласковые руки – на мои уже спокойные нервы. Я сыграю тебе на них песню – тобой тщательно забытую, мной маниакально заученную. О чем-то таком девятиэтажном.

Тихие струны. Тихие игры. Мы звери, звери в нашем обличье стучатся в окна, мягкими, чуткими лапами они осторожно, трепетно рвут на части наши сердца, болью отзываются в солнечном сплетении, мы смотрим на них и видим в отражении глаз то, что назавтра перекроют радиоволны.

Время теряется в стенах города, тонущего под небом, меняясь алыми закатами год за годом. Небо плачет кислотными дождями. Рыдания взрываются ядерными бомбами, отзываясь гулким шумом в тебя в голове. Мы погибли ровно час назад. Когда я вернулась убить в тебе свою нежность.

Лозунг переезда - "Сдохни счастливым!"

Я видела осень. Он сидел рядом с ней на скамейке и что-то молчал. Я еще тогда подумала, что, наверное, вся эта чушь про две половинки - правда, а я вроде как третья, лишняя, они были настолько совершенны, и во мне проснулась злость на нее - такую полную сил и с ним счастливую, такую светлую и по-зимни уже мертвую в своих чувсвах. Сентябрь.

Она улыбалась. Щурилась, собирала желтые листья морщинками на веках, блестела отражениями в лужах озер глаз. Шептала что-то ему на ухо, косилась на меня, загораживала его от. ранним снегопадом, и он доверчиво смеялся, скидывая с себя маску, скидывая. Она вплетала ему в волосы голые ветви деревьев, расчесывая косыми дождями севтло-летние пряди, она смывала ему с лица пыль и знойный пепел его мне обещаний, успокаивала, как будто он - самое последнее, что у нее есть, самое дорогое, она красила его в красно-оранжевую безнадежность, заклеивала пластырем вены, и все это на моих глазах, так больно. Гладила его руки ветрами и сыпала на веки утренний иней, закрывая собой мои кривые отражения в стеклах машин. Я махала руками, кричала - так, что мой крик отзывался гулким эхом в ушах моих мимо проходящих снов - цеплялась за поребрики плечами и животом, мне неосторожно с кровью, мне пусто и безразлично. Она невозмутимо зашивала его одежду, что он порвал о мои громкие и бесполезные слова, завязывала все узлы, будто он - это он, а она - это что-то среднее, что-то очень давно искомое.

искомое чувство чуждости ему. без мыслей. заменяя его другими отпечатками, я уходила, оставив их, оставив себя на этом асфальте, на небе себя гвоздями прибив, припечатав словами к стволам деревьев в висок. не глупо. я ухожу по следам своих снов, обнимаемая другим, грустью в пальцах обнимаемая

Если б я знал, что меня ждет, я бы вышел в окно.

А так все идет.(с)





Не нужно повторять, я все слишком хорошо поняла. И ты можешь уже не кричать на меня, мне все говорят те, кому ты так искусно перевирая время открываешь глаза по вечерам. Ты даже можешь ничего не молчать, все птицы собираются лететь туда, где теплее, улетай. Ты слишком свободен для меня, я хочу к тебе больше. Где-то на дне, под ребрами, осталось воспоминание тебя, жалкий двойник счастья, а ты - ты другой, чужой, незнакомый, убегаешь куда-то, уходишь, оставляя вокруг себя только пепел, пепел меня, пепел тех, кто тебе больше не нужен, останки твоих детских игрушек и засохшие цветы. Мне стыдно за себя, за того тебя в своем сердце, что уже не выйдет никогда, не появится, мне очень жаль. Я хотела бы во сне повернуть время назад, где мы сделали друг другу жизнь, где все еще было так далеко, и глупо рассказать все тебе, рассказать все на годы вперед, может быть я успела бы вызвать скорую, боже, как я была счастлива. как я была.

Я иду по улицам, которые ты ненавидишь, дышу воздухом, который заставляет тебя задерживать дыхание и пью воду, которая отравляет тебе нервы. смотрю широко открытыми глазами на то, что вгоняет тебя в скуку. Металлический привкус я запиваю мыслями о-чем-угодно-кроме-тебя и улыбаюсь людям, мимо которых ты пробегаешь, не оглянувшись. Делаю все наперекор, хоть тебе и все равно. Выбрасываю шаги и минуты, направленные в твою сторону. Они испорчены.

Ты мечтаешь о городе бесконечных крыш и серости, о прекрасном городе, где по улицам разбросана моя любовь в щелях тротуаров, расчерченных одуванчиками и синими спичками. В отличие от них я не нашла свое дао, как не нашла место для себя в твоем сердце, ты не поверил, не дал провести себя по лицам домов и подоконников, не смотрел на идущий из труб дым, не слышал в тишине те слова, которые мне так хотелось тебе сказать, не мечтал о чистой воде и вкусном печенье. не поверил. А мне так хотелось рушить дома твоим взглядом, переворачивать жизнь, улыбаться, блять.

Но я буду. я улыбаюсь, сплевывая кровь, скалюсь, лицо мое разделено на три части слезами, изо всех сил улыбаюсь людям, тебе назло. Тебе назло до-безумия люблю этот город.

Ты не обязан. Все так относительно. Мои заметки о дожде не обязаны были быть твоей любовью, не обязаны были вообще быть. И твои взгляды на мне, твоя улыбка на мне, осторожные прикосновения губ ровно десять тысяч секунд назад в прошлом дне не обязаны быть с тобой как что-то хорошее, как что-то для тебя вообще значащее. моя память о тебе не обязана оставаться больше счастливой, ты позволишь?

ведь вся красота мгновений благодаря твоим словам стала грязью и водой.

просто грязью и водой.

"пошел помыться" теперь почти у всех значит "пошел-ка, постою в ванной, поплещу на себя горячей водой из тазика"

следуем за народом

попугаи не отходят друг от друга, чистят друг другу перья и целуются после трех дней знакомства.

нам с тобой есть чему у них поучиться.

Когда-нибудь мы с ним поймем, что были полными идиотами.
Не дай Бог, это произойдет одновременно.