его пальцы медленно расчесывают мои волосы, снова и снова, будто он пытается успокоить мои мысли. знаешь, говорит он, я ведь никогда не думал, что все получится так... представляешь, а вчера у меня спросили, правда ли это, а я так улыбнулся - правда. всем без разницы, но все смеются, и я не обращаю внимания. а мне правда без разницы - мне всегда без разницы было, что все думают, помнишь? а я читаю тебя, говорит он, читаю тебя по глазам, по фразам, по молчанию читаю. ты удивительно молчишь - ты знаешь? так никто не молчит, кроме тебя. ты не обижайся, говорит он, ты на меня никогда не обижайся, хотя... нет, обижайся, злись и ругайся, и даже побить меня можешь. мы ведь все равно помиримся. а еще, говорит он, мне так тебя не хватает, я даже сам себе не говорю, но иногда прорывается, как будто ты в комнате стоишь запыленной, открываешь окно, и - свежий воздух.

я задыхаюсь иногда тобой, говорит он после долгого молчания, проснусь ночью и чувствую - нечем дышать, еще у меня сердце сильно - сильно колотится, у меня когда в детстве так колотилось, мне все время страшно становилось, что оно у меня разорвется, я все время представлял, это как-будто шелковая подушечка расползается на кусочки - и из нее - белая вата, пух, перья... когда кто-то говорил по телевизору, что "сердце разобьется", мне казалось, что оно - как хрусталь, который у бабушки в серванте стоял - я его разбил нечаянно весь, она ругалась долго. ну что ты плачешь? не плачь... не плачь, смотри - самолет летит, загадывай быстрей желание. да? а я верю. и в номера одинаковые на машинах верю, и в звезды падающие, и в то, что если между тезками встать, и в клевер четырехлистник и в день рождения. не плачь, не плачь, говорит он, закрывая глаза, мы просто идиоты все, честно, немного идиоты, да...