Я видела осень. Он сидел рядом с ней на скамейке и что-то молчал. Я еще тогда подумала, что, наверное, вся эта чушь про две половинки - правда, а я вроде как третья, лишняя, они были настолько совершенны, и во мне проснулась злость на нее - такую полную сил и с ним счастливую, такую светлую и по-зимни уже мертвую в своих чувсвах. Сентябрь.

Она улыбалась. Щурилась, собирала желтые листья морщинками на веках, блестела отражениями в лужах озер глаз. Шептала что-то ему на ухо, косилась на меня, загораживала его от. ранним снегопадом, и он доверчиво смеялся, скидывая с себя маску, скидывая. Она вплетала ему в волосы голые ветви деревьев, расчесывая косыми дождями севтло-летние пряди, она смывала ему с лица пыль и знойный пепел его мне обещаний, успокаивала, как будто он - самое последнее, что у нее есть, самое дорогое, она красила его в красно-оранжевую безнадежность, заклеивала пластырем вены, и все это на моих глазах, так больно. Гладила его руки ветрами и сыпала на веки утренний иней, закрывая собой мои кривые отражения в стеклах машин. Я махала руками, кричала - так, что мой крик отзывался гулким эхом в ушах моих мимо проходящих снов - цеплялась за поребрики плечами и животом, мне неосторожно с кровью, мне пусто и безразлично. Она невозмутимо зашивала его одежду, что он порвал о мои громкие и бесполезные слова, завязывала все узлы, будто он - это он, а она - это что-то среднее, что-то очень давно искомое.

искомое чувство чуждости ему. без мыслей. заменяя его другими отпечатками, я уходила, оставив их, оставив себя на этом асфальте, на небе себя гвоздями прибив, припечатав словами к стволам деревьев в висок. не глупо. я ухожу по следам своих снов, обнимаемая другим, грустью в пальцах обнимаемая